И все бы было хорошо, если бы Колчак не задел один из рычагов в узкой и такой непривычной ему кабине. Рычаг этот, как на грех, оказался бомбосбрасывателем, и небольшой снаряд упал в окрестностях Гельсингфорса, изрядно напугав местных коров.
– Это было недоразумение, — несколько смутившись, произнес Колчак. — Кто еще хочет высказаться?
– У меня есть еще одно предложение, касается оно дезориентации нашего противника, — заговорил Непенин, возвращая совещание в серьезное русло. — Пункты наблюдения и посты связи довольно уязвимы, особенно на островах, поскольку мы не можем обеспечить их постоянную охрану с моря, да и присутствие кораблей нашего флота в одних и тех же местах вызовет еще больший интерес у немцев. С развертыванием РОН Служба связи, я в этом абсолютно уверен, начнет выдавать такой поток информации, что противник явно почувствует это по действиям нашего флота и силами своей разведки и контрразведки начнет искать источник этого потока. Часть наших сообщений им, безусловно, удастся перехватить. Поэтому предлагаю отвести удар от радиоразведки, для чего все сообщения вне зависимости от источника подписывать иксом, а именно «Агентурно Х». Причем подпись давать открытым текстом. Пусть ищут эту самую агентуру.
– Почему именно «Х»? — с удивлением спросил Колчак.
– Один из агентов в Европе так подписывает свои сообщения. Мне понравилось, лаконично и весьма загадочно, нам эдакая дымовая завеса как раз ко двору. К тому же литера «Х» напоминает Андреевский крест.
– Хорошо, — взял слово командующий, — господа, резюмируя итоги этого совещания, хочу сказать следующее. Предложения Ивана Ивановича и Адриана Ивановича считаю вполне разумными и буду всячески способствовать скорейшему исполнению обозначенных планов. Наличие двух на первый взгляд параллельных структур, таких как Особое делопроизводство и Служба связи, избыточным не считаю, ибо вполне согласен с доводами Михаила Иосифовича. Пусть каждая из этих служб сосредоточится на своих задачах, но работать они должны в теснейшем контакте, и тут не должно быть никаких межведомственных интриг. Не то время сейчас, война! На этом считаю необходимым закончить, ибо дел невпроворот. Всем спасибо, господа офицеры.
На этом секретное совещание закончилось, «Пограничник» возвращался в базу.
Глава седьмая
Канал «Барон» действует
1914 год. Октябрь. Копенгаген
В этот вечер в столице Датского Королевства моросил дождь, совсем мелкий, но не очень противный. Лартинг шел вдоль стоянки рыболовецких судов, держа в руке большой черный зонт. И хотя цель его визита в это место была вовсе не прогулочной, он невольно снизил свой по обыкновению быстрый шаг и наслаждался свежим морским воздухом. Наконец, он, видимо, достиг цели и остановился рядом с небольшим судном.
– Добрый вечер, вы что-нибудь ищете здесь или так просто шатаетесь? — произнес одинокий рыбак, полностью упакованный в широкий прорезиненный плащ с капюшоном, который лоснился от дождя. Он произнес свою фразу, даже не повернув головы.
– Я ищу одно судно, на нем ходил шкипером Ларс Соренсен.
– Должен вас огорчить, старик Соренсен помер с полгода как, а перед его судном вы и стоите.
– То-то я смотрю, очень знакомые очертания, только вот название другое.
– Так и есть, — сказал рыбак и затих.
– А вы, верно, много знаете о здешних делах?
– Как же мне не знать, если я сам сорок лет ходил на тресколовах.
Лартинг достал из кармана монету и протянул ее моряку.
– Не могли бы вы подробнее рассказать о Соренсене и о том, почему судно сменило название?
Монета исчезла в недрах дождевика. Рыбак не спеша отложил удочку и встал.
Лартинг увидел обветренное лицо в крупных морщинах.
– Я, конечно, могу рассказать, тут никакого секрета нет, однако хочу все-таки узнать, отчего у вас есть интерес к бедняге Соренсену и его лайбе? И если вы знавали это судно, то как оно называлось раньше?
– Судно называлось, кажется, «Анна-Мария».
– Точно. Надо же. Значит, вы не из банка.
– Из банка? Нет, я не из банка, просто мы с Соренсеном были знакомы много лет, потом я надолго уехал, вот теперь решил проведать старого приятеля, выходит, опоздал.
– Может, вы игрок?
– Какой игрок?
– Картежник.
– Да нет, я не помню, когда и колоду разрывал в последний раз.
– Ладно, слушайте, на субчика из банка вы не очень похожи, они все больше молодых подсылают. Для шулера у вас тоже вид больно респектабельный и глаза не бегают. Так вот мы и не знали, а Соренсен, оказывается, был игроком и в конце концов проигрался в пух и прах. Заложил банку все, что у него было, и судно тоже, и опять проигрался. Как потом выяснилось, он давно грешил этим делом, только раньше у него деньжата все равно водились. Откуда вот только? На доходы рыбака так шиковать не получится.
– Ну, может, ему тоже иногда улыбалась удача?
– Может, вот только сведущие люди говорили, что игроком он был паршивым. Через эту его страстишку жена от него ушла вместе с сыном. Но, видно, глубоко его засосало в этот водоворот. Судно-то у него называлось «Анна-Мария» в честь жены. Так он в сердцах его и назвал по-другому.
Лартинг слушал эту историю и вспоминал. Он-то отлично знал, откуда у шкипера были деньги и за какие услуги он их получал. Соренсен был настоящей находкой, когда во время Русско-японской войны понадобилась информация о военных кораблях, курсирующих в Северном море. Тогда руководитель заграничного отдела полиции Рачевский и его помощник Лартинг обеспечивали безопасность прохода эскадры Рожественского, которая шла на Дальний Восток. Так что пагубная страсть Соренсена пришлась русской разведке как нельзя кстати, поскольку шкипер сам искал дополнительный источник дохода и прямо-таки отдался в руки агентов.
– Вы слушаете меня? — ворчливо спросил рыбак.
– Да, конечно.
– Ну, в общем, от всех этих потрясений бедолагу хватил удар, и он скоропостижно скончался.
– Кому же теперь принадлежит судно?
– А так сыну его, Эрику. Хороший парень. Рыбак настоящий. Крепкий. Как я сам в молодости. Приехал, отца схоронил, чин чинарем. Решил судно не отдавать. И правильно, при всех своих недостатках Соренсен хозяином был исправным и корабль свой содержал в полном порядке. Он и сейчас стоит красавцем, любо-дорого посмотреть. На нем еще не одну путину справить можно. Только вот папаша сыну такое наследство оставил, и не расхлебать. Парень все продал, свои деньги вложил, а, видно, судно не удержит, пойдет с молотка.
– Да, грустная история. А Эрик где живет?
– Так на судне, больше ему и негде. Он и сейчас там.
– Спасибо, — сказал Лартинг, протягивая старику еще одну монету.
– Не многовато ли?
– Ничего, ничего, это на помин Соренсена. Так-то он человек был неплохой.
– Что ж, помянуть можно. Нормальный мужик был и рыбак отличный, народ его уважал.
– Вот и хорошо, а я к сыну зайду, соболезнования выражу.
– Идите, идите.
Вскоре Лартинг уже всходил по трапу, а рыбачок тем временем свернул свои нехитрые снасти и отправился, видимо, исполнять просьбу своего собеседника.
– Эй вы, — грубо окликнули Лартинга с мостика, — какого черта вам надо, у меня срок до пятницы, и «Чайка» пока что моя.
– Вы еще на что-то надеетесь, господин Соренсен? — решил подыграть Лартинг.
– Не ваше дело, выметайтесь.
– Вы уверены? А может, вы гоните сейчас свою добрую фею, тот невероятный шанс, который выпадает один раз за всю жизнь?
– Тоже мне фея! Идите и передайте своему начальству, что время еще не вышло, а будут присылать всяких субчиков и давить мне на нервы, то я действительно сорвусь и сожгу судно ко всем чертям. Вот так.
– Вы что, Соренсен, совсем очумели? — повысил голос Лартинг. — Вы вообще слышите, что вам говорят? Я не ваш кредитор.
– Вы что, не из банка?
– Дошло наконец.
– Так что вас привело ко мне? — несколько мягче спросил шкипер.
– Я шел вовсе не к вам, не обольщайтесь, а хотел обнять своего старого приятеля Ларса Соренсена, то есть вашего отца, мы с ним не виделись целую вечность, да вот, как видно, не судьба. Так что прощайте.
– Ах, отца? Постойте, раз вы не из банка. Так что вы там говорили про фею, про шанс?
– Забудьте!
– Погодите,
